Хуго Шмайссер в Ижевске (Часть 1)

Ноябрь 2009 / И. Шайдуров / Великие оружейники

или конец одного мифа

Хуго Макс Рихорд Шмайссер (1884–1953), выдающийся немецкий оружейный конструктор. Сын известного оружейника Луиса Шмайссера. Работал техническим руководителем оружейной фабрики Теодора Бергманна, затем – техническим директором фирмы C.G. Haenel в Зуле. Член НСДАП с 1933 года. Автор множества патентов и изобретений в области стрелкового оружия, создатель первых в мире массовых образцов пистолета-пулемёта и штурмовой винтовки. После окончания второй мировой войны в течение 6 лет жил и работал в СССР, в городе Ижевcке.

О Хуго Шмайссере и его оружии уже написано много статей, но тем не менее в биографии этого выдающегося немецкого конструктора до сих пор остаётся немало белых пятен и парадоксов. В послевоенной Германии его имя было практически забыто, исключая сравнительно узкий круг специалистов в области стрелкового оружия и лиц, интересующихся военной историей. С другой стороны, в нашей стране, начиная с послевоенных лет, фамилия Шмайссер известна любому мальчишке. С ней ошибочно ассоциировались пистолеты-пулемёты MP 38 и MP 40 конструкции Г.Фольмера, стараниями кинематографа ставшие таким же неотъемлемым символом гитлеровских солдат, каким для советского солдата служили «трёхлинейка» и ППШ. Впрочем, до сегодняшнего дня ряд фирм, производящих реплики MP 38/40, называют данное оружие «шмайссер». Корни такого заблуждения кроются в популярности имени Шмайссера в довоенной Германии. Для немцев оно являлось синонимом солидности и высокого качества оружия. Широкая известность немецкого оружейника удивительна ещё и тем, что практически всё оружие отца и братьев Шмайссер производилось не под маркой «Шмайссер», а носило имена Бергманна, Хенеля и других фамильных фирм.
А сколько копий сломано в спорах по поводу некоторой внешней схожести штурмовой винтовки Хуго Шмайссера и автомата Калашникова? В Западной Европе начало этим дискуссиям положила статья, опубликованная в 70-х годах в журнале DWJ, где впервые были подробно даны сравнительные результаты двух систем и сделан вывод о сходстве ТТХ и некоторых узлов оружия. C началом «перестройки» эти дискуссии перекочевали и в российскую прессу, не затихая поныне. Масло в огонь подлила публикация в январском номере журнала VISIER за 1999 год, в которой были приведены результаты исследования послевоенной биографии Хуго Шмайссера. Доктор Реш из зульской фирмы Schmeisser Suhl GmbH с помощью молодой журналистки, работавшей на российском телевидении, установил, что немецкий конструктор с 1946 по 1953 года находился в Ижевске, как раз в период рождения знаменитого АК-47. Такое хронологическое совпадение сразу стало предметом многочисленных домыслов, мифов и спекуляций по поводу авторства автомата Калашникова.
Несмотря на популярность оружия Хуго Шмайссера, его заслуги в области создания пехотного вооружения были признаны только в последние годы. Виной тому стали и политическая подоплёка (Шмайссер был членом нацисткой партии, активно работал над созданием стрелкового оружия для нужд вермахта), и нежелание стран-победителей фашисткой Германии лишний раз подчёркивать приоритет немецких конструкторов в создании и запуске в массовое производство нового вида пехотного оружия – штурмовой винтовки. Тем не менее колоссальный вклад Хуго Шмайссера в развитие пехотного вооружения ХХ века нельзя отрицать: практически все современные штурмовые винтовки и автоматы наследуют идеи, заложенные Шмайссером в конструкцию его «Штурмгевера».
В нынешнем году исполняется 125 лет со дня рождения выдающегося немецкого оружейника, и, наверное, это хороший повод, чтобы раскрыть самый таинственный эпизод его биографии – командировку в Ижевск, и выяснить, чем занимался Хуго Шмайссер в период шестилетнего пребывания в СССР.

Командировка в «люкс-ГУЛАГ»

Для Хуго Шмайссера вторая мировая война закончилась 3 апреля 1945 года, когда американские войска заняли Зуль и ввели полный запрет на производство оружия. Руководству и работникам фирмы «Хенель», где работали братья Шмайссер, не разрешался доступ на территорию предприятия. Хуго и Ханс Шмайссер подвергались допросам со стороны американских и британских спецслужб. Особый интерес у западных разведчиков вызывали, разумеется, персона Хуго Шмайссера и сведения о последних немецких разработках в области стрелкового вооружения.
Однако очень скоро этот интерес заметно ослаб. Вероятно, причина была в малой заинтересованности американских и английских специалистов в тематике работ Шмайссера и фирмы «Хенель» в последние годы войны. Новое автоматическое пехотное оружие Шмайссера под укороченный патрон 7,92×33 американцы сочли недостаточно мощным и ввели в качестве стандартного боеприпаса винтовок и пулемётов патрон калибра 7,62х51. Принятая на вооружение армии США в 1957 году винтовка M14 была фактически модернизацией довоенного «Гаранда» М1 и сохраняла типичные черты классических самозарядных винтовок 30–40-х годов. Столь же консервативны были американцы в вопросе внедрения высокопроизводительных методов изготовления деталей оружия (в частности, в отношении широко применяемой в конструкции штурмовой винтовки Sturmgewehr 44 (StG 44) листовой штамповки) и сохраняли приверженность традиционным станочным технологиям. «Штурмгевер» в связи с этим характеризовался ими как оружие «военного времени». Янки также критиковали громоздкость, относительно большой вес, баланс и надёжность штурмовой винтовки Шмайссера, особенно в сравнении с лёгким карабином U.S. M1 «Карбайн». Достоинства же и удачный опыт боевого применения StG 44 были отнесены ими к нацистской пропаганде «нового чудо-оружия».
Британцы несколько больше интересовались наработками немецких оружейников и даже какое-то время экспериментировали с собственным образцом штурмовой винтовки под патрон 7×43 (.280), однако под давлением США вынуждены были вместе с другими союзниками по НАТО ввести в качестве штатного патрона американский боеприпас 7,62х51. Так что к фирме Хенеля–Шмайссера у союзников вскоре остались лишь меркантильные интересы, заключавшиеся в экспроприации продукции, находившейся на территории предприятия. Трофеями американцев стали несколько мотоциклов и велосипедов, 300 пневматических и охотничьих ружей, около 1300 пистолетов-пулемётов и полмиллиона патронов к ним. Позже руководству, а затем и персоналу, было разрешено посещение предприятия. Всё производственное оборудование и здания остались нетронутыми.
В соответствии с ялтинскими соглашениями, сделанными на конференции в феврале 1945 года Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным, Тюрингия располагалась в советской оккупационной зоне, и часть её территории, захваченная союзниками, должна была быть передана под контроль СССР. Поэтому в июне 1945 года американские войска покинули Зуль, и в столице немецких оружейников власть перешла в руки советской военной администрации.
Советские власти проявили больший интерес к разработкам Шмайссера. В первую очередь ими была изъята вся конструкторская и технологическая документация для производства оружия, начиная от чертежей деталей оружия и заканчивая чертежами и спецификациями необходимых для его производства приспособлений, инструментов и калибров. 10 августа 1945 года C.G.Haenel передала советской военной администрации всё оставшееся на предприятии оружие и боеприпасы, включая 171 образец коллекционного оружия XVII–ХIX веков. Из имевшихся готовых деталей также собирались различные образцы производившегося «Хенель» оружия, в том числе 100 штурмовых винтовок StG 44. Последние были переданы советским военным 7 сентября 1945 года.
После окончания войны в советской оккупационной зоне начали действовать так называемые «технические комиссии», состоявшие из советских и немецких специалистов и преследовавшие цель реконструкции военно-технических достижений третьего рейха для последующего использования в новых советских разработках. В октябре 1945 года Хуго Шмайссер был привлечён к деятельности одной из таких комиссий. Она располагалась на заводе «Зимсон» (в нацистские времена «Густлофф-Верке»). Хуго работал в её составе вместе с другими известными немецкими оружейниками, такими как, скажем, главный конструктор «Густлофф-Верке» Карл Барнитцке, и получал жалованье в размере 750 марок в месяц. Почему же Шмайссер, которого трудно заподозрить в симпатии к СССР, пошёл на сотрудничество с советской стороной? Дело в том, что события на фирме «Хенель» развивались совершенно не в его пользу. 1 ноября 1945 года совет трудового коллектива проголосовал за передачу управления предприятием земле Тюрингия. Через месяц его руководителю и владельцу Герберту Хенелю объявили о закрытии производства, а 8 января 1946 на предприятие был наложен секвестр. C.G.Haenel вместе с другими зульскими оружейными фирмами – Sauer & Sohn, Merkel, Greifelt & Co – национализировалась. И был образован VEB Jagd-und Sportwaffenkombinat Ernst Thälmann Suhl (VEB ETW) – зульский комбинат имени Эрнста Тельмана по выпуску спортивно-охотничьего оружия. Из семьи Шмайссер лишь Хансу Шмайссеру удалось остаться на фирме, он стал выполнять обязанности коммерческого директора. Хуго Шмайссер же был вынужден искать источник существования, чтобы прокормить себя и семью. Поэтому он с радостью согласился на предложение советских военных работать в составе технической комиссии.
Этим согласием Хуго подписал себе приговор о долгосрочной ссылке-командировке в далёкий приуральский город Ижевск. Помимо основной цели – сбора сведений о немецких военных разработках – у технических комиссий была ещё и побочная задача: выявить среди немецких специалистов наиболее ценных работников и сформировать из них рабочие группы, способные выполнять задания по использованию немецкой науки и техники уже на территории СССР. Хотя формально поездка в Советский Союз была для немецких специалистов добровольной, на практике отказ от неё был невозможен. Советская сторона объявила, что эта командировка рассматривается как вклад в компенсацию ущерба, нанесённого Германией СССР в ходе войны. И те немцы, кто высказался против подобной перспективы, были просто вывезены насильно. В то же время, советские власти, опасаясь саботажа со стороны немецких специалистов, обещали им достаточно щедрое вознаграждение: каждому немецкому учёному, конструктору или технику был установлен продовольственный паёк и зарплата от 3 от 10 тысяч рублей, в зависимости от квалификации. Командированным в СССР разрешалось даже брать членов семьи, мебель и другое бытовое имущество. Доходило до анекдотических ситуаций: жена одного из немецких спецов очень любила свою корову, ни за что не хотела с ней расставаться, и советская администрация разрешила женщине взять животное.
Сотрудники Управления контрразведки Группы советских оккупационных войск, осуществлявшие операцию по перевозке из Германии в СССР немецких специалистов, допускали и другие «вольности». Тем немцам, кто не имел семьи, разрешалось ехать с жёнами неофициальными, гражданскими, проще говоря, любовницами. Такой либерализм имел весьма прагматичные корни: советское командование старалось любым способом обеспечить наилучшие условия и получить наибольшую отдачу от своих вчерашних противников. Хотя специалисты-одиночки находились в худшей ситуации, нежели семейные пары (последним полагался больший паёк), Хуго Шмайссер решил ехать один. У его жены Нелли были проблемы со здоровьем, а их единственный сын Ульрих, будучи инвалидом детства, нуждался в постоянном уходе. По словам Шмайссера, перед отъездом в СССР русский майор обещал ему высокий должностной оклад и успокаивал, что зарплата в России не только обеспечит семью, но также значительно улучшит его положение.
Крупнейший в истории ХХ столетия трансфер инженерно-научных кадров начался в октябре 1946 года. Проводился он внезапно, дабы застать людей врасплох и не допустить их ухода на Запад. На рассвете к домам подъезжали грузовики с солдатами. В пять-шесть утра раздавался стук в дверь, и в доме появлялся офицер в сопровождении переводчика и вооружённых солдат. Переводчик зачитывал приказ советской военной администрации об отправке немецких специалистов в СССР на 5 лет для продолжения работы. Семье давалось несколько часов на сборы, затем солдаты начинали грузить мебель и домашнюю утварь в машины. В Советский Союз немцы доставлялись особыми поездами в запертых вагонах, чтобы избежать бегства или внешних контактов. В мягком вагоне одного из таких поездов Хуго Шмайссер прибыл к месту своего назначения 24 октября 1946 года. Цель поездки – Ижевск, стала известна прибывшим лишь по окончании их двухнедельного путешествия.
Всех немецких специалистов поселили в четырёхэтажном доме № 133 на улице Красной (первый дом техперсонала «Ижстальзавода», построенный в 1925 году для заводской элиты). Со временем он потерял значение элитного дома, так как находился в самом центре Ижевска, недалеко от завода, на шумном, пыльном месте. Начальство постепенно перебралось в более удобные квартиры, и дом на Красной улице стал играть роль заводской гостиницы. Тем не менее бытовые условия, по меркам советского времени, были просто шикарными: семьи поселили в просторные квартиры, имевшие от одной до четырёх комнат. Несколько непривычным было пользование коммунальной кухней, однако с этим немцы вскоре смирились. К прибывшим был приставлен сопровождающий, на которого возлагалось решение бытовых вопросов и помощь в адаптации к незнакомому городу.

«Ни на каких работах завода использован он быть не может…»

Специалисты из Германии должны были работать на заводе № 74 (сегодня ОАО «Ижмаш»). Всего 16 человек. Большую часть составляли конструкторы и технологи фирм «Густлофф-Верке», «Гроссфусс», ДКВ и ДККА. Кроме Шмайссера, наиболее известными были доктор Вернер Грунер и Курт Хорн – создатели пулемёта MG 42, главный конструктор «Густлофф-Верке» Карл Барницке и главный конструктор мотоциклов ДКВ Герман Вебер. В соответствии с прежней работой и специальностями, командированных разбили на четыре группы: конструкторы по вооружению, специалисты мотоциклетного производства, специалисты по холодной штамповке и химики-лаборанты. В группу вооружений вошли всего 6 человек: доктор Вернер Эрнст Грунер («Гроссфусс»), Карл Август Барницке («Густлофф-Верке»), Оскар Шинк («Густлофф-Верке»), Курт Отто Хорн («Гроссфусс»), Оскар Генрих Бетцольд («Густлофф-Верке»), Хуго Макс Рихорд Шмайссер («Хенель»).
Эта группа была сформирована при отделе Главного конструктора (отдел № 58). Старшим назначили Барницке, а Грунера, Шинка, Хорна, Бетцольда и Шмайссера зачислили на должности конструкторов. С заводской стороны немецких конструкторов по вооружению обслуживали руководитель группы ОГК Жевашев и переводчица Таипова. Для работы было выделено отдельное, изолированное помещение на территории завода («мотоциклисты» и «штамповщики» разместились снаружи, в здании заводоуправления). В начале и конце рабочего дня, а также во время обеда, немцев на всём пути до проходной обязательно сопровождал представитель комендатуры завода. Посещение цехов немецким оружейникам было запрещено, так как их деятельность не была связана с производственными участками. Исключение составляли немцы, работавшие в заводоуправлении – им разрешалось посещать, по мере необходимости, цеха мотоциклетного производства. Поэтому в основном работники «Ижмаша» сталкивались с приезжими в обеденный перерыв на фабрике-кухне №2, расположенной также вне завода напротив здания заводоуправления. Особых препятствий в общении с немецкими специалистами не чинилось, и сотрудникам завода даже разрешалось беседовать с ними через переводчика. Немцам русский язык давался трудно, мало кому удавалось изучить его даже для разговора на бытовом уровне. Единственным исключением стал Вернер Грунер, он мог сносно говорить по-русски и даже подписывать чертежи. В целом же общение ограничивалось взаимным приветствием: «Гутен таг!»
Архивные документы свидетельствуют, что немецкая группа на «Ижмаше» была очень небольшой. И её фактическая численность (16 человек) явно противоречит количеству немецких специалистов – 340 человек, которое приводит в своих исследованиях доктор Реш. Возможно, в последнем случае речь идёт об общем числе учёных, инженеров, техников и рабочих из Германии, находившихся в тот период не только на «Ижмаше», но и на других ижевских предприятиях. Так, по некоторым данным, в Ижевске работали также специалисты-оптики фирмы «Карл Цейс». Однако документальных свидетельств о немецких специалистах на иных предприятиях столицы Удмуртии на сегодняшний день не найдено. Точно известно, правда, что в послевоенном Ижевске было много пленных немцев, размещённых в двух лагерях на окраине города и занятых большей частью в строительстве. Может быть, они были причислены к небольшой группе немецких «военспецов»? На этот вопрос также нет ответа. В любом случае, никакого «массового десанта» немецких спецов на ижевский оружейный завод, который бы хотели изобразить некоторые зарубежные исследователи, попросту не существовало. Более того (всё сделаешь ради сенсации!), братья Отто и Ханс Дич, работавшие в Германии химиками на текстильной фабрике, а на «Ижмаше» – лаборантами в химической лаборатории, причём даже не имевшие специального образования, были зачислены некоторой пишущей братией…в знаменитые конструкторы стрелкового оружия.
Следует также заметить, что в других важнейших оружейных центрах – Туле, Коврове и Климовске – немецких специалистов не было. Ижевск стал исключением по следующей причине. В послевоенное время в столице Удмуртии производством стрелково-пушечного вооружения занимались три оружейных завода: завод № 74 («Ижмаш»), завод № 622 (основан в 1942 году на базе эвакуированного в Ижевск ТОЗа, сегодня «Ижевский механический завод») и завод № 524 («Ижевский мотозавод», позже переименованный в «Аксион»). Все упомянутые предприятия выпускали различные образцы стрелкового вооружения, разработанные в стенах московских и тульских КБ. Правда, в 1933 году на «Ижмаше» было открыто бюро конструирования объектов новых вооружений, позже ставшее отделом Главного конструктора, а сегодня являющееся конструкторско-оружейным центром (КОЦ). Однако вплоть до пятидесятых годов специалисты этого бюро занимались освоением, доводкой и конструкторским сопровождением серийного производства разработанных в Москве, Туле и Коврове изделий. Так, только в годы Великой Отечественной войны конструкторам «Ижмаша» пришлось освоить 20 новых видов вооружения. Загруженность текущей работой и отсутствие собственных опытных кадров не давали возможность ижевскому бюро заняться разработкой собственных проектов. Хотя периодически в стенах ижевского КБ появлялись такие оружейные мэтры, как Симонов, Дегтярёв, Шпитальный, Комарицкий, Нудельман, Суранов, Березин, их пребывание в Ижевске было временным и обуславливалось помощью в организации производства разработанных ими систем оружия.
Данное обстоятельство делало Ижевск идеальным местом для пребывания немецких специалистов. Во-первых, из-за режима тотальной секретности, насаждённой в те времена ведомством Берии. То, что в целях сохранения секретности немцев ознакомили с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июля 1947 года о перечне сведений, составляющих Государственную тайну, и взяли с них расписки о неразглашении ставших им известных сведений, было очень слабым утешением для органов госбезопасности. Никто не гарантировал, что, вернувшись в Германию, люди, ещё вчера трудившиеся на противника, получив ценную информацию о новой советской оборонной технике, не смогут перебежать с территории ГДР на Запад. В Ижевске же специалисты из Германии были удалены от мест создания образцов вооружения и не могли ничего узнать о новых советских проектах. Основным же видом продукции тогдашнего оружейного производства «Ижмаша» были карабины образца 1944 года, производство которых особой тайны не представляло. Во-вторых, немецкие конструкторы могли помочь при решении одной из важнейших задач, решаемых «Ижмашем» в послевоенные годы – освоении конверсионных видов продукции. С 1945 года здесь снова начался выпуск мотоциклов и станков, а также освоено производство сельхозинвентаря, мебели, предметов бытового назначения и спортивно-охотничьего оружия. Для немецких инженеров-оружейников, трудившихся долгое время в условиях ограничений Версальского договора, слово «конверсия» было хорошо знакомо, и их опыт мог быть весьма полезным. Третье. Группа немецких специалистов могла оказать помощь в подготовке молодых конструкторских кадров «Ижмаша». В городе тогда не существовало ни одного технического вуза, специалистов-оружейников готовил единственный Индустриальный техникум. Немецкие конструкторы же были, несомненно, ценным источником информации, а выполненные ими проекты, технические отчёты и другая документация могли быть использованы в учебно-демонстрационных целях.
Теперь перейдём к самому интересному: чем непосредственно занимался Хуго Шмайссер на «Ижмаше»? В общей характеристике иностранных специалистов при отделе Главного конструктора завода № 74 Министерства вооружений говорится, что с 1946 по 1948 год группа работала по специальному заданию Технического Управления. Все задачи были выполнены группой немецких конструкторов в январе 1949 года, о чём сообщалось в Техническое Управление и 5-й Главк Министерства вооружений. Дополнительных заданий со стороны Министерства вооружений не поступало. После этого конструкторская группа, как свидетельствует данный документ, выполняла текущие работы: проектирование приборов и приспособлений, модернизацию аппаратуры и т. д. Далее в этом документе идёт очень важный вывод: «использовать их по назначению невозможно, ввиду секретности работы отдела». Затем в тексте приводятся краткие характеристики немецких конструкторов с оценкой их квалификации и отношения к выполняемым заданиям. Хуго Шмайссер получил наихудшую оценку руководителей завода, которая звучала дословно так: «6. ШМАЙССЕР Гуго Макс Рихорд. Технического образования не имеет. В процессе своей работы над проектами проявил себя как практик-конструктор. От каких-либо конструкторских разработок отказывается, ссылаясь на отсутствие специального образования и неумение самостоятельно конструировать.
Ни на каких работах завода использован он быть не может».
Документ датирован 2 сентября 1949 г., подписан и.о. Главного инженера Лавреновым и и.о. Главного конструктора Колпиковым. С какой же целью был выпущен сей документ, для чего нужны были характеристики немецких специалистов? Ответ кроется в дате документа. Именно в сентябре 1949 года вышел приказ об увольнении в запас Михаила Калашникова, и он был зачислен на должность ведущего инженера при отделе Главного конструктора. C этого момента завод должен был начать массовый выпуск автоматов АК-47. Сам Калашников вспоминает, что в тот период было много работы: только за два года войсковой эксплуатации автомата на завод поступило около 50 замечаний и предложений. В то же время приказ Военного Министра от 29.06.1949 г № 0086 требовал обеспечения режима строгой секретности при освоении и эксплуатации нового оружия и его боеприпасов. Привлечение иностранных специалистов к производству нового оружия было бы для руководства завода постоянной головной болью и вряд ли оправдало бы ту пользу, которую могли принести немецкие инженеры, общавшиеся с советскими коллегами через переводчицу и не имевшие допуска к производственным цехам. Обращал на себя внимание и раскол в маленьком коллективе немецких специалистов. Если Грунер, Барницке, Шинк, Хорн работали старательно и заслужили относительно неплохой отзыв от заводского руководства, то Бетцольд и Шмайссер фактически саботировали работу. Взвесив все «за» и «против», руководство «Ижмаша» всё же решило к работам по освоению производства автомата немцев не привлекать. Так что многочисленные мифы об участии Шмайссера в освоении производства АК-47, о его «заслугах» во внедрении штампованной ствольной коробки, штампованного магазина и даже организации системы военной приёмки не больше, чем домыслы.
Что касается штамповки, то, судя по документам, немцы помогали осваивать её лишь в производстве гражданской продукции, а именно, мотоциклов. Специалистами по штамповке были именно конструкторы гражданской продукции. Хуго Шмайссер не был профессионалом в данной области и при разработке «Штурмгевера» был вынужден воспользоваться услугами фирмы «Мерц» из Франкфурта. Шмайссер даже не был инициатором внедрения данной технологии в своей штурмовой винтовке – на этом настоял министерский советник, ведущий инженер WaPrüf 2, доктор Петер, прозванный за приверженность к широкому внедрению штампованных деталей в производстве оружия «жестяным Петером».

(Продолжение следует)