Евгений Глаголев – создатель пулемёта ГШГ
Тула, за которой издавна закрепилось звание «кузницы оружия», прославлена и именами многих выдающихся оружейных конструкторов. К сожалению, далеко не все они широко известны. Данный пробел я попытался восполнить рассказом об одном из них – Евгении Глаголеве (16.05.1929 – 28.11.2007), создателе многоствольного пулемёта ГШГ-7,62. Это оружие, предназначенное для вооружения боевых вертолётов, уже более 30 лет несёт службу в войсках.
Если бы для стрелкового оружия проводилась «Формула-1», то, следуя логике вещей, выступать в ней пришлось высокотемпным авиационным пулемётам. Именно подобный вид автоматического оружия работает на пределе технических возможностей, поскольку должен сочетать в себе максимальную скорострельность, минимальный вес и способность действовать в экстремальных температурных условиях. Реализовать столь несовместимые требования можно лишь в схеме многоствольного оружия (принцип Гатлинга) c вращающимся блоком стволов. Создание такого технически сложного оружия не под силу обычным оружейным фирмам – на это способны лишь КБ, обладающие высочайшим научно-техническим потенциалом, развитой экспериментально-производственной базой и квалифицированным персоналом из исследователей, конструкторов, технологов и испытателей. В силу этих причин в гонках «оружейной Формулы-1» приняли участие лишь две страны: СССР и CША. Американский шестиствольный пулемёт «Миниган» компании «Дженерал электрик» был, собственно, уменьшенным вариантом 20-мм пушки M61 «Вулкан» под патрон 7,62 х 51 мм и использовал точно такой же принцип работы автоматики – внешний источник энергии (электромотор). Несмотря на существенный недостаток – значительный вес внешнеприводного оружия, пулемёт стал несомненной удачей американских конструкторов и был принят на вооружение вертолётов и вооружённых транспортных самолётов. «Миниган» хорошо зарекомендовал себя во Вьетнаме, а благодаря уникальной скорострельности (6000 выстрелов в минуту) и необычному виду заработал репутацию «футуристического» оружия и стал неизменным героем американских фантастических боевиков («Кинг-Конг», «Терминатор», «Хищник») и многочисленных компьютерных игр.
В силу тотальной засекреченности в советские времена отечественному «Минигану» – пулемёту ГШГ-7,62, не суждено было стать столь известным. Тем не менее этот образец заслуживает внимания благодаря применению совершенно необычного принципа устройства – гибридной автоматики, использующей сочетание газоотводного двигателя и электрического привода. Данный принцип не использовался ранее ни в одном оружии и позволил создать пулемёт, сочетающий в себе преимущества оружия с отводом газов (малый вес) и внешним приводом (высокая надёжность). Кстати, попытка «Дженерал электрик» в 1964 году создать газоотводный вариант «Минигана» под обозначением XM133 потерпела полное фиаско, и американцы позже не предпринимали попыток продолжать работы в данном направлении.
Обычная аббревиатура автоматического оружия, разработанного в КБП в 1960 – 1980 годы, складывалась из начальных букв выдающихся тульских конструкторов В. П. Грязева и А. Г. Шипунова. Однако авиационный пулемёт стал исключением: к фирменному обозначению «ГШ» добавилась ещё и буква «Г» – Глаголев, указывающая на особый вклад и особые заслуги в создании данного оружия. Впрочем, под своим официальным названием ГШГ-7,62 стал известен чуть более десятилетия назад, до того часто фигурируя под безымянным индексом «изделие 9-А-662» или фирменным обозначением ТКБ-621.
Евгений Борисович Глаголев родился 16 мая 1929 года в Туле. Детство и молодые годы его прошли в тульском районе, именовавшемся Заречье, недалеко от тульского оружейного завода. Жил он в небольшом деревянном доме с садиком на улице c оружейным именем Штыковая. В 1947 году Евгений закончил среднюю школу № 53 и поступил в Тульский механический институт. Выбор специальности для коренного туляка был совершенно логичен – Евгений Глаголев избрал профессию оружейника и стал студентом группы ОП-113 (оружейно-пулемётный факультет, первый курс, первый семестр, третья группа). Впоследствии служба режима хватилась – с целью обеспечения секретности факультет стал называться машиностроительный, а аббревиатуру ОП сменили на АО (автоматическое оружие). В период пребывания Евгения в вузе там учились многие неординарные личности, получившие впоследствии широкую известность. К ним относился, например, Игорь Стечкин. Правда, когда Евгений Глаголев сдавал вступительные экзамены, Стечкин уже завершал обучение и для дипломной работы самостоятельно в мастерской института готовил пистолет собственной конструкции. Двумя годами старше учился в будущем непревзойдённый конструктор автоматических пушек Василий Грязев. Старше Грязева на курс был будущий академик и с 1962 года начальник тульского КБП Аркадий Шипунов. На следующий год после Евгения на оружейный факультет поступила Лидия Булавская – будущий ведущий разработчик 5,45-мм автоматного патрона.
В те годы на студенческой скамье рядом со вчерашними школьниками оказалось и немало фронтовиков. Часто выделялись они выцветшими гимнастёрками и поношенными френчами. Среди них были кто однорукий, кто одноногий, а у кого и раны ещё не совсем зажили. Пробелы в знаниях, конечно, были колоссальные, но выручало тогда довольно толерантное отношение к фронтовикам – проходили они вне конкурса. Достаточно было сдать на тройку, и поступление со стипендией было обеспечено. Одним из таких студентов-фронтовиков и был автор этих строк, прибывший в Тулу летом 1947 года после демобилизации из Войска Польского, чтобы осуществить свою мечту – получить специальность оружейника. Так я оказался в одной группе с Евгением Глаголевым, ставшим впоследствии создателем уникального пулемёта.
Из всей нашей группы в 13 человек только двое – я и Владимир Жариков, проживали в общежитии в четырёхкоечной комнате, остальные были городскими. Жизнь в смысле пропитания была довольно скудной – за все годы нашей с Владимиром учёбы мы ни разу не купили сливочного масла, его нам с лихвой заменял маргарин. На еду в месяц мы не должны были тратить более 300 рублей. С нетерпением утром в очереди ожидали прибытия хлеборезки, и по карточкам нам отрезали положенную пайку чёрного хлеба. В общежитии была общая кухня, где всегда из титана можно было налить кипятку. Иногда я варил себе капусту, воду сливал, капусту солил, посыпал сухарями и с аппетитом съедал. Запивал я это кипятком с куском хлеба, круто посыпанным солью. Посудой служила пол-литровая стеклянная банка от кабачковых консервов: пара таких баночек кипятка – и чувство голода притуплялось. Позже научился жарить картошку. Но такое существование нисколько меня не тяготило, в памяти были ещё свежи гораздо большие лишения военных лет.
Поначалу нелёгкой для меня была разлука с родной Украиной и родительским домом, да и учёба давалась с трудом. Особенно тяжело доходила до меня наука, крайне необходимая для инженеров-конструкторов, начертательная геометрия или «начерталка» на студенческом жаргоне. Но потом я подрядился работать лаборантом на кафедре баллистики, выбился в отличники, стал именным стипендиатом, получал неплохие, по студенческой мерке, деньги, и жизненные условия поправились.
Евгений Глаголев был не просто моим одногруппником, за время учёбы мы подружились, и эта дружба скрашивала тяготы послевоенной жизни. Я частенько у него бывал, и его матушка – Татьяна Петровна, радушно меня встречала.
Лекции по фундаментальным наукам, таким как высшая математика, теоретическая механика, термодинамика, читались в большой аудитории, где собирались все четыре группы факультета. Евгений чаще всего усаживался рядом с Валентиной Беловой из четвёртой группы. Пара оказалась устойчивой на всю жизнь, и это был не единичный случай.
Талант Евгения как оружейного конструктора начал проявляться уже при выполнении нами различных заданий по курсу расчёта и проектирования автоматического оружия. Однако из-за лишней скромности при распределении после окончания института в 1952 году он не стал добиваться направления на одно из тульских оружейных предприятий и был направлен в Златоуст на машиностроительный завод. Вначале работал мастером цеха, но вскоре был переведён на должность конструктора в отдел Главного механика. Тематика отдела была далека от оружейной, но конструкторская жилка Евгения брала своё, и уже в 1955 году он получил первое авторское свидетельство за изобретение способа гибки и обкатки велосипедного колеса на горизонтально-фрезерном станке. Вскоре получил и второе авторское свидетельство за усовершенствование двухшпиндельного горизонтально-фрезерного автомата. С 1954 года Евгений Глаголев работал уже в должности начальника КБ автоматизации.
Практика показала, что коренные туляки – выпускники тульского института, плохо уживаются на чужбине и в конце концов возвращаются в родные пенаты. Проработав в Златоусте без малого четыре года, Евгений также вернулся в Тулу, где устроился на завод «Красный Октябрь» в технический отдел на должность инженера-конструктора. Там у него появилось своеобразное «хобби» – он увлёкся конструированием дверных замков, на чём заработал следующие два авторских свидетельства. Дверной замок, повышенной секретности, был внедрён и получил широкое распространение. Довольно быстро Евгений вырос до главного конструктора завода.
Я переписывался с ним в период его работы в Златоусте и встречался после его возвращения в Тулу. В откровенной беседе Евгений высказывал сожаление, что у него не сложилась карьера оружейника и его не радует теперешнее довольно высокое положение на заводе, не имеющем отношения к оборонной промышленности. Разговор этот происходил в начале 1966 года.
По работе мне тогда приходилось бывать в Тульском КБП и встречаться с его руководителями Аркадием Шипуновым и Василием Грязевым. Я рассказал им о Глаголеве и попросил для него аудиенции. Как позднее мне говорил Евгений, при личном свидании Шипунов согласился принять его на должность ведущего инженера, но прямо сказал, что сразу не сможет назначить такой оклад, который он получает на должности главного конструктора завода. На что Евгений ответил, что вполне с этим согласен, да и супруга Валентина поддерживает, она тоже дипломированный оружейный инженер.
Так с 1966 года Евгений Глаголев продолжил свою конструкторскую деятельность в Тульском конструкторском бюро, но уже как конструктор стрелкового оружия. Работал он под пристальным вниманием Шипунова и Грязева в отделе 92, начальником которого был Павел Андреевич Фадеев. Основной его работой была отработка двуствольной авиапушки АО-9 (будущей ГШ-23). Это была третья по счёту разработка Василия Грязева. Первой стала опытная кривошипно-шатунная пушка под патрон 30-мм пушки Нудельмана-Рихтера НР-30, вторым образцом – её вариант под 23-мм патрон пушки ВЯ (ТКБ-513.). Лично вычертив все рабочие чертежи пушки АО-9, Грязев передал её для изготовления и отработки Фадееву, а сам занялся шестиствольными ультраскорострельными пушками. Позже Павел Андреевич был удостоен Государственной премии за участие в создании одной из таких авиапушек.
Таким образом, Евгений Глаголев оказался в компании оружейных конструкторов и производственников высочайшего класса. В отделе Фадеева Глаголев руководил группой по разработке 7,62-мм и 12,7-мм скорострельных авиационных пулемётов. Начальник КБП А.Г. Шипунов прекрасно разбирался в людях и в Глаголеве видел весьма перспективного конструктора.
В середине 60-х годов прошлого столетия единственным образцом стрелкового вооружения отечественных вертолётов был пулемёт А-12,7 конструкции Н.М.Афанасьева. Но в связи с тем, что боевые характеристики этого пулемёта для винтокрылых машин были недостаточными, постановлением Совета Министров СССР от 28 декабря 1968 года №1044-381 тульским оружейникам было поручено создание более мощного вертолётного автоматического стрелкового оружия.
Первый опытный образец такого оружия появился в 1969 году. Это был четырёхствольный пулемёт ТКБ-063 конструкции инженеров ЦКИБ СОО Якушева и Борзова. Пулемёту был присвоен производственный индекс тульского КБ ТКБ 063. В несекретной переписке он именовался индексом ГРАУ 9-А-62. На вооружение пулемёт был поставлен лишь через восемь лет под именем ЯкБ-12,7.
Дальнейшее развитие вертолётных пулемётов калибров 7,62-мм и 12,7-мм было поручено отделу П.А. Фадеева. Евгений Глаголев был назначен начальником сектора и главным конструктором проекта по разработке вертолётного варианта скорострельного 7,62-мм пулемёта.
По тактико-техническим требованиям (ТТТ) заказчика, надо было создать оружие шквального огня под штатный винтовочный патрон 7,62 x 54R. В ходе Великой Отечественной войны под такой патрон был распространён пулемёёт ШКАС (Шпитальный, Комарицкий, авиационный скорострельный, образца 1932 года), имевший темп стрельбы 1800 выстрелов в минуту. Тогда это был рекорд, но столь выдающийся показатель был достигнут дорогой ценой – усложнением и нетехнологичностью конструкции, недостаточной надёжностью и необходимостью применения специального патрона. Да и с точки зрения современной науки проектирования автоматического оружия пулемёт ШКАС не может считаться удачной конструкцией. Популярная же после войны легенда о том, что Гитлер приказал выставить пулемёт ШКАС в рейхсканцелярии в назидание своим оружейникам, была, скорее всего, запущена самим Б.Г. Шпитальным. КБ Шпитального после создания ШКАСа стало часто проигрывать своим конкурентам – ОКБ-16 А.Э. Нудельмана и Тульскому конструкторскому бюро ЦКБ-14. Шпитальный, бывший одним из любимцев Сталина, болезненно реагировал на эти поражения, то затевая склоки, то пускаясь в технический авантюризм. После конфликта Шпитального в 1953 году с министром Д.Ф. Устиновым его московское ОКБ-15 было буквально за один день полностью расформировано.
До войны в Коврове конструктором Юрченко был создан пулемёт в два раза более скорострельный и существенно проще, чем ШКАС. Существует мнение, что этот пулемёт не был принят стараниями Шпитального, который был вхож к Сталину. Во всяком случае, в отечественной оружейной литературе не найти ни слова о пулемёте Юрченко и о нём самом, неизвестны даже его инициалы. Однако пулемёт сохранился, и в самом начале своей деятельности на поприще создания вертолётного пулемёта Евгений Глаголев решил проверить его на работоспособность. Действительно, темп стрельбы доходил чуть ли не до четырёх тысяч выстрелов в минуту, однако сложность поставленного перед Глаголевым и его сектором задания состояла в необходимости наряду с высокой скорострельностью обеспечить возможность интенсивного отстрела из пулемёта большого боекомплекта. А этого от одноствольного оружия ожидать было нельзя, поэтому для создаваемого пулемёта, после ряда исследований, была принята схема с вращающимся блоком стволов.
К пулемёту, предназначенному для вооружения вертолёта, предъявлялись очень жёсткие ограничения по весу и габаритам, поэтому заимствование в чистом виде основных технических решений от известных 23- и 30-мм шестиствольных пушек не представлялось возможным. Так количество стволов в блоке было уменьшено до четырёх. Изобретённая Глаголевым схема возбуждения автоматики пулемёта позволила отказаться от использования специальных устройств для предварительного разгона блока стволов, например пневматических или пиротехнических, которые к тому же плохо вписывались в конструкцию малогабаритного оружия. Была также проработана схема регулирования мощности двигателя автоматики (а соответственно и темпа стрельбы) для рационального расходования боезапаса в зависимости от решаемой боевой задачи. Глаголев применил более простую конструкцию затвора без боевой личинки с запиранием качающимся клином и размещением в затворе подпружиненного ударника. Были упрощены кривошипно-шатунное устройство вращения блока стволов и крепление стволов в центральной звезде.
Много усилий и времени было затрачено на конструкторскую доводку нового оружия: здесь и оптимизация профиля копира досылающего устройства, и согласование времён включения электромагнита стопора и электродвигателя, и отработка живучести боевых пружин и, особенно, узла газоотводного двигателя, где от разгара газоотводных отверстий не спасали даже такие безотказные в прошлом меры, как применение вкладышей из тугоплавких материалов (тантал, молибден, ниобий). Для быстрого разгона автоматики в начале очереди пришлось применить дополнительные (стартовые) газоотводные отверстия, в стволах автоматически перекрывавшиеся поршнем двигателя на установившемся режиме работы.
Ещё одна проблема, потребовавшая от Евгения самого пристального внимания, была связана с обеспечением надёжного начального страгивания блока стволов в условиях обледенения, когда весь пулемёт внешне выглядел как единая глыба льда.
В конечном итоге пулемёт Глаголева прошёл государственные лётные испытания и под индексом ГШГ-7,62 в 1979 году был принят на вооружение вертолётов.
Первоначально пулемёт ГШГ применялся исключительно как подвесное вооружение в составе вертолётных универсальных гондол ГУВ-8700 индекса 9-А-669. Один такой контейнер с двумя 7,62-мм и одним 12,7-мм пулемётами в заряженном состоянии весил 452 кг, его длина составляла 3000 м, максимальный диаметр – 480 мм. Боекомплект – 1800 патронов на каждый пулемёт. Стрельбу из контейнера осуществлял пилот с помощью коллиматорного прицела АСП-17В. Позже пулемёт ГШГ стал устанавливаться в качестве встроенного вооружения на транспортно-ударном вертолёте морской пехоты Ка-29. На нём ГШГ смонтирован на подвижной установке в носовой правой части фюзеляжа. Угол вертикального обстрела установки лежит в пределах от 0 до 31 градуса, углы горизонтального обстрела – 28 градусов влево и 30 градусов вправо. В походном положении пулемёт закрывается специальным щитком-обтекателем. Огонь из него ведёт штурман-оператор, используя прицел АСП-17ВК. Боекомплект пулемёта, как и в ГУВе – 1800 патронов. Благодаря высокой живучести ствола (около 40000 выстрелов) из ГШГ по сравнению с ЯкБ можно было вести более продолжительный огонь: максимальное число выстрелов в очереди достигало 1000 выстрелов, однако после этого требовалось длительное охлаждение оружия.
В отличие от ЯкБ, пулемёт ГШГ не имел претензий по низкой живучести и безотказности – сказалось применение оригинальной гибридной схемы автоматики с поддержкой электромотором, обеспечивающей работоспособность оружия в самых суровых условиях эксплуатации.
Коллеги Глаголева отмечают, что Евгений Борисович был человеком творческим. За исключением Грязева или Шипунова, в его творческий процесс мало кто вмешивался, не принимал этот конструктор внешнего давления. Он постоянно загорался новыми идеями. Его конструкторская мысль никогда не стояла на месте. Когда в отделении 9, куда входил и отдел Фадеева, резко уменьшился объём оборонных заказов, оно перешло на разработку швейных машин, и Евгений Борисович работал над швейной машинкой собственной конструкции. Он изобрёл новый вид шва, на что получил очередное авторское свидетельство.
Всего, работая в КБП, Глаголев получил 32 авторских свидетельства на изобретения, 13 из которых внедрены в народное хозяйство. Кроме этого, он награждён: орденами «Октябрьской революции», «Знак почёта», медалью «За доблестный труд», он стал лауреатом премии им. С.И.Мосина. Ему было присвоено звание «Лучший конструктор Миноборонпрома».
На пенсию Глаголев ушёл на удивление рано – в 63 года. Обычно оружейные конструкторы такого уровня и столь успешные в подобные годы от дел не отходят. О причине раннего прекращения оружейной деятельности я спросил его супругу – Валентину. Она ответила, что Евгений решил дома заняться разработкой двигателя внешнего сгорания. Двигатель этот стоял у него на столе, но до стабильной его работы дело не дошло.
Евгения Борисовича не стало 28 ноября 2007 года, однако даже после его кончины ни одно крупное издание не написало о создателе русского «Минигана» ни строчки. Тем не менее на Западе к разработке Глаголева проявили значительный интерес. Доставшиеся бундесверу в наследство от ННА ГДР после объединения Германии пулемёты ГШГ-7,62 подверглись тщательному изучению специалистами НАТО, которые особо отметили оригинальную систему автоматики и дали высокую оценку техническому уровню пулемёта. В этой связи обидно, что российская оружейная пресса, уделяя в последние годы много внимания множеству «великих» изобретателей малоизвестного и опытного оружия, которое не нашло себе применения и лежит сегодня на полках запасников музеев, обходила вниманием автора серийного и принятого на вооружение пулемёта. Надеюсь, «МастерРужьё» первым исправит эту досадную ошибку и расскажет читателям о талантливом тульском изобретателе и конструкторе, о моем друге Евгении Глаголеве.
Автор статьи благодарит за содействие в подготовке рукописи, предоставленные материалы и фотографии спецкорра журнала «МастерРужьё» Илью Шайдурова, а также главного специалиста отдела по связям с общественностью ОАО «Златмаш» Максима Письменного.