В августе 1942-го

Май 2009 / Ю. Максимов / История

Раскалённым утром 16 августа 1942 года, наскоро сформированная в Адлерском военкомате рота из 17-летних сочинских призывников, прошедшая за ночь 45 км по предгорным серпантинам, вошла в посёлок Красная Поляна. В этот же день, получив обмундирование, трёхлинейки и пройдя «курс молодого бойца», вчерашние мальчишки, в составе расчётов 82-мм миномётов, приданных 174-му полку 20-ой горно-стрелковой дивизии, маршем выдвинулись к перевалу Аишхо, находящемуся примерно в 25 км от Красной Поляны. Через 3 дня рота вошла в боевое соприкосновение с германскими стрелками 97-ой егерской дивизии.
Сегодня из бойцов «сочинского призыва» в живых остался лишь 85-летний Сергей Иванович Максимов, коренной сочинец, прямой потомок первых русских переселенцев на Черноморское побережье Кавказа. Накануне праздника Дня Победы, специально для «МастерРужьё», Сергей Иванович рассказал автору, какой он увидел войну в родных горах.

Оборона Красной Поляны глазами бойца «последнего сочинского призыва»

Летом 1942 года стратегическая обстановка складывалась не в пользу СССР. Немецкие войска прорвались на юг и сумели создать реальную угрозу ликвидации всего Северокавказского фронта РККА. Основной боевой единицей, прикрывающей наземную территорию будущего Большого Сочи, была
20-ая ГСД с приданными ей отдельными полками войск НКВД, отдельным отрядом бронепоездов и другими более мелкими соединениями. Воздушное прикрытие Сочи осуществляла 5-ая воздушная армия и эскадрильи ВВС ЧФ.
Август 1942 года стал отправной точкой эскалации боевых действий в районе Большого Сочи.

Ад в раю

Горы на Северном Кавказе очень красивы. Причудливое сочетание субтропических зарослей с хвойными лесами и альпийскими лугами делает ландшафт высокогорного Кавказа непередаваемо грандиозным и чарующим своим величием. Многие труднопроходимые перевалы доступны только летом, да и то лишь для подготовленных альпинистов. Недаром горные стрелки егерских и горнострелковых частей до войны приезжали на Кавказ в качестве туристов-скалолазов.
В 1942 году эти красивейшие места стали ареной боёв.

***

Вот что поведал С. И. Максимов. «Призвали меня 15 августа 1942 года, ещё и 18-ти лет не стукнуло. А были у нас в призыве и 16-летние ребята. Из Сочи мы пешком, по шпалам железной дороги добрались до Адлера. Это сейчас такой путь займёт час от силы, а тогда добирались целый день. В Адлерском военкомате нам объявили, что мы теперь бойцы Рабоче-крестьянской Красной Армии. «Сарафанное радио» донесло, что нас направляют в район села Красная Поляна, о котором тогда и не все сочинцы знали, захолустье было. Август выдался жарким, поэтому марш на Поляну мы совершили ночью. Немецкая авиация особо не беспокоила, хотя Сочи и пригороды немцы периодически бомбили. Но всё равно, ночью и прохладнее и безопаснее было идти.
Сейчас на Красную Поляну шоссе, говорят, современное построили, час езды – и на самом верху. Мы же шли по дороге, ещё при царе пробитой. Она и недавно-то, лет 10 назад, опасная была, а тогда и подавно. Так вот за ночь прошли около 50 км. В Поляну вошли утром. Нам выдали обмундирование: гимнастёрку, шаровары, ботинки с обмотками, пилотки и вещмешки. Показали, как пользоваться трёхлинейкой. Многие из новобранцев не знали даже, как затвор винтовки открыть. Я-то из охотничьего рода, с оружием у нас все с детства были знакомы и стреляли отлично, в лесу же жили. Я уже в 14 лет своего первого медведя убил: дробью, с двух метров буквально. Так что «винтом» меня не удивить было.
Потом нам объявили, что будем миномётчиками. Нас распределили по расчётам 82-мм миномётов, которых в части всего было 12 штук. Я мог на глаз определять дистанцию, с техникой был немного знаком, попросился наводчиком. А так как был 192 см росту и под сотню живого веса, то 30-килограммовую плиту миномётную пронёс на себе до Карпат. Как наводчик ствол тоже носил. Именно на себе, помимо винтовки, вещмешка с патронами, сухпайком и прочим. Порой пёр на себе до трёх пудов. От Сочи до Львова ни метра не проехал, ни на машине, ни на подводе.
Дальше обучили нас, так сказать, из миномёта стрелять. А вечером выдали винтовки, патроны без обойм. Нагрузили мы всё на себя и попёрли в горы, немцев бить. Подсумки для патронов тоже отсутствовали, да даже фляг для воды сначала не было. Патроны россыпью в вещмешках, только в магазине винтовки патроны да в карманах чуток. А по одному магазин набивать в бою не очень сподручно. Это потом в Грузии наши готовили прекрасно обученных и оснащённых горных стрелков, ничем не уступающих «Эдельвейсам».
Двигались мы к перевалу Аишхо, что примерно в 20-25 км от Поляны, там наш 174-й полк воевал. На 3-й день, расположившись примерно в километре от порядков нашей пехоты, попали на войну. Миномёт в горах – милое дело. Тогда больших боёв не было – горы. Бой могла вести рота пехоты против такой же роты, полка, хоть дивизии – всё равно больше определённого числа людей не могло втиснуться в узкие горные ущелья. Потому воевали небольшие мобильные группы при поддержке миномётов, пулемётов и снайперов. Если точнее, снайпера тогда в основном у них имелись (у нас почти не было), много маузеров с оптикой, хорошо они стреляли. Они же, немцы, все взрослые мужики были, оснащены прекрасно, долго воевавшие, уверенные в себе. А мы не солдаты, а подростки вчерашние, часто стрелять не умевшие. Конечно, из «стариков» взрослых много было, как нам казалось, стариков совсем. Но Родина была в опасности. И мы готовы были умереть за неё.
Впереди нашей пехоты были заминированные засеки. Заминированы были и все обходы кругом. Пехота «держала» лишь узкие проходы, на которые навалили сплошняком деревья и заминировали подходы к засекам. Мы сдерживали немцев, рвавшихся к Сочи, миномётчики кидали мины, я быстро научился корректировать огонь и мог «достать» миной даже хорошо спрятавшихся немцев.
Но недолго мы были за спинами пехоты: в первый же день я поймал на мушку моей винтовки «Эдельвейса». Так убил своего первого немца. Эмоции? Ну, когда убил первого своего медведя, эмоций было больше. Жизнь врага ничего не стоит, чем дольше протянешь сам и чем больше фрицев убьёшь, тем быстрее война закончится и меньше наших солдат и мирных жителей погибнет. Страшно, конечно, было, особенно когда снайпер опытный долбит или из пулемёта хороший пулемётчик работает, в рукопашной страшно (дважды побывал в этой мясорубке). Лишь дурак ничего не боится. Страшно, но привыкаешь. Как на охоте, только на опасной охоте.
Из оружия у нас, помимо винтовок Мосина, было немного ППШ (отличная штука, особенно если накоротке), СВТ (если долго не чистить – задержки даёт), «максимы», «дегтяри». С патронами было не ахти, экономили. Да ещё и не очень хорошие патроны были. К концу войны, с 1943-го, патроны получше пошли. Я когда из отпуска вернулся, принёс с собой патроны, что с Гражданской войны ещё у дядьки были припрятаны (английский заказ, производства «Кайнок», прим. автора). Кстати, об отпуске.
Его мне дали в сентябре, неделю. За самолёт. Как я уже говорил, особо авиация у немцев тут себя не проявляла. Но повадился один летать по утрам, со стороны Майкопа. Прилетит, из пулемётов пройдёт по нашим позициям и 82-мм, 120-мм миномётных мин на нас сбросит. То ли бомбы немцы экономили, то ли считали мины эффективнее, не знаю. Как-то меняли или изменяли у мин взрыватели и бомбили наши позиции. Мы стали нести потери: против самолётов у нас не было ничего, а снизу по самолёту из винтовок трудно стрелять. А когда 120-мм мина пробила крышу землянки, и погибло сразу несколько солдат, я сказал ребятам, что вернусь утром. И ночью, потихоньку перейдя через наши пехотные позиции, затемно залез на высокую гору. Как я приметил, самолёт немцев всегда близко пролетал около этой горы, делал там поворот. Скорость вроде небольшая. Взял я с собой винтовку, бронебойных патронов и пару гранат, налегке пошёл.
Утром смотрю – летит немец. Спокойно, будто у себя дома. А я его уже жду, патрон в патроннике томится. Как я и думал, зашёл он на поворот, скорость снизил, начал снижаться на наши позиции и словно завис на вираже. Взял я чуть упреждение и жахнул прямо по кабине. Лётчика я хорошо видел, до него совсем близко было, метров 100, 150 максимум. После выстрела самолёт дёрнулся и прямо пошёл вниз, в ущелье. Я вслед ещё раз дал по кабине, уже вдогон, в азарте. Самолёт утянул недалеко, упал и взорвался. Взрыв был громкий, всполошились все – и наши, и немцы. Стрельба началась нешуточная.
Я тихонько спустился с горы и буераками, околицей добежал до наших позиций. А там уже из штаба приехали, особисты тут как тут. Все думали, что я дезертировал, было у нас иногда и такое. Доложил я всё командиру, без утайки. Меня выслушали, комиссар расспросил, особисты всё уточнили. Самолёт-то все видели, выстрел тот слышали, падающую машину тоже, взрыв. После всех разбирательств мне был сделан выговор за самовольную отлучку, но потом перед строем зачитали благодарность командования, командир написал представление на орден Красной звезды и дал мне тот самый недельный отпуск домой. Бои тогда были позиционные, немцев мы хорошо держали, относительно спокойно было. Так что в отпуск я попал совсем неожиданно. Первый и единственный за всю войну. Орден я так и не получил – представление не дошло до штаба, а командир погиб через 3 дня после этого.
После отпуска я стал охотиться на немецких снайперов. Патроны дядькины принёс с собой хорошие. В оптическом прицеле нужды не испытывал – зрение было хорошее, это сейчас в очках читаю. Вычислил я и убил несколько немецких снайперов, что особо досаждали нам, и уж не знаю, сколько немцев вообще, что на мушку подвернулись. Когда патроны хорошие к «мосинке» закончились, я пользовался трофейным «маузером» – и патроны всегда есть трофейные, и бил он хорошо, патроны были у них качественные (командир ругался за нештатное оружие, но позволял «охотиться» на «Эдельвейсов»). Мы и мины от их 81-мм миномётов использовали, они в наш 82-мм отлично подходили, хоть и летели немного по иной траектории.
Воевали наши миномётчики здорово, геройски. Один расчёт немцы долго обстреливали, закидывали минами, траву на той площадке, как косой, осколками выкосило, всех поранило сначала много раз, но подойти, пока ребята все не погибли, фашисты так и не смогли. Ребят этих потом всем расчётом наградили, посмертно. А немцы этот случай в свои боевые журналы занесли, запомнился им тот расчёт.
В конце 1942 года активность боёв выше Сочи пошла на убыль, а в начале 1943 года немцы начали отходить на Кубань. Мы уже в составе 133-й особой стрелковой бригады и 123-й стрелковой дивизии освобождали Кубань, Ростовскую область, Украину. Что запомнилось о войне? Да всё. Помню, как лавина на Кавказе похоронила роту наших солдат, помню, как в 1944-ом, когда Украинский фронт пошёл в наступление, мы шли в атаку при 30-градусном морозе, сразу же после нашей мощнейшей 2-часовой артподготовки. Представьте себе такую картину: мороз -30, снег идёт, мы проходим первую линию немецких окопов – и начинается… дождь! Немцев набито страшно, всё перепахано, снаряды «Катюш» всё пожгли, всё горит, земля дымится. Зима была полчаса назад лютая, а тут дождь хлещет. Валенки намокли, ноги сжало так, что идти не могли: валенки разрезали ножами, иначе никак не снять было. Ждали несколько часов, пока на грузовиках английские ботинки не подвезли. Вот так мы из зимы весну делали. С 43-го года весна пришла в наши души – гнали немцев на Запад, уже знали точно, что победим!
Под Полтавой меня представили к самой ценной солдатской медали «За отвагу». Мы, миномётчики, стояли в лощине, за нашей пехотой. В нескольких сотнях метрах от нас был немецкий склад боеприпасов, как нам сказали, заминированный. Когда на наш обескровленный батальон навалились большой силой немцы, корректировщик наш по телефону сообщил, что немцы скоро будут у нас. А мины на исходе. Что делать? Я попросил у командира разведать немецкий склад и разжиться там 81-мм минами, благо они нам подходили. Командир отказал, там всё заминировано, но что было делать?
В итоге я прошёл на склад, где нужные нам мины не были заминированы, мы с бойцами быстро натаскали много мин и начали кидать их по прорвавшимся немецким батальонам. От долгой стрельбы плиты наших миномётов вбило в землю, стволы раскалились. Один расчёт разорвало в клочья – мину сразу не вышибло из ствола, а в ствол заряжающий уже бросил следующую. Несмотря на мороз и ветер, мы взмокли в одних гимнастёрках. Тут корректировщик с холма звонит – хватит стрелять, остатки немцев бегут назад. Мы выбежали на гребень холма. Впереди всё огромное поле было перепахано, полуметровый снег перемешало с землёй так, что хоть картошку сажай, трупы немцев по всему полю. Жаркое было дело, я тогда очередное ранение получил. Медали так и не дождался, хотя перед строем командир объявил о представлении – часто такое бывало.
Под Карпатами сзади меня разорвался снаряд. Перебило руку, ноги, в лёгких до сих пор осколки сидят. Полгода валялся в госпиталях. Меня подобрала санчасть другого полка, и в своей части я числился пропавшим без вести. После госпиталей меня должны были направить на Дальний Восток, с японцами воевать, но война уже закончилась, и поехал я в родную сторонку. Домой приехал, а меня родные уже похоронили».

***

Провоевав два года и получив тяжёлое ранение, инвалид ВОВ Сергей Иванович Максимов после войны восстанавливал разрушенную страну, работал егерем, лесником, пасечником, добывал валютное сырьё – пушнину. И особенно не расстраивался по поводу того, что до него не дошло ни одной боевой награды. Он не получил даже безоговорочно заслуженные медали «За победу над Германией» и «За оборону Кавказа». Президенту России и Главе Сочи автором отправлены письма с просьбой посодействовать в восстановлении справедливости по отношению к ветерану Великой Отечественной войны. Хочется верить, что спустя 65 лет кровью заслуженные награды наконец найдут своего героя.

Заключение

Бои на Умпырском и Белореченском направлениях в годы ВОВ можно разделить на два этапа: первый связан с наступлением немцев в августе 1942 г. на перевалы с целью их захвата, а второй – с обороной этих перевалов немецкими стрелками 4-й ГСД. Бои на перевалах на дальних и ближних подступах к Сочи носили характер активной обороны, к которой прибегали обе стороны.
Из подразделений 20-ой ГСД, оборонявшей Сочи, в боях на Главном Кавказском хребте больше всего отличился 174-й горнострелковый полк, где и служил герой нашей статьи. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 декабря 1942 г. 174 ГСП был награждён орденом Красного Знамени.
Вся тяжесть боёв легла всего на несколько стрелковых рот 174 ГСП, действующих на ближних подступах к Сочи, и на два пограничных полка НКВД, воюющих на дальних рубежах, что было обусловлено спецификой горной войны.
По высказыванию генерал-лейтенанта Ковалёва, до войны никто и подумать не мог, что РККА придётся отражать агрессию на Главный Кавказский хребет с севера, а не с юга. В итоге война развернулась совсем по иному сценарию, нежели предполагал довоенный Генштаб РККА.
Не будем вдаваться в подробности драматических событий 1942 года. Лишь ещё раз напомню – в страшном 1942 году ныне олимпийский Сочи был фронтовым городом, где, как и по всей огромной стране, голодали, умирали от ран и насмерть бились с врагом несломленные советские люди. Посёлок Красная Поляна, сейчас известный всему миру, 67 лет назад был почти на рубеже боёв. Немцы подошли к Туапсе и рвались дальше на юг, к Сочи.
Наверное, в 2014 году, на открытии зимних Олимпийских игр, президент России обязательно напомнит всему миру, что в 1942 году 17-летние мальчишки, умирая в этих горах за Родину, отдавали свою жизнь и за саму возможность провести в будущем эти Игры на российской земле.

Автор искреннее благодарен исследователю военной истории, д.и.н., профессору Александру Черкасову за помощь при подготовке материала. В статье использованы документальные фотографии из фонда музея истории города Сочи и фонда «Стратегия КМ».