Почему?

Июнь 2010 / М. Шукис / Ваше мнение

Утро. Точнее пять минут седьмого. Берег озера Хиггинс, штат Мичиган. Девятое ноября. Густо валит снег. Ветер дует нам прямо в спину, заставляя корчиться в своих балахонах и благодарить портных за высокие воротники. Мы ничегошеньки не видим, да и не можем увидеть, кроме пары дюжин пластиковых птиц, болтающихся на поверхности озера метрах в 30 перед нами, не уносимых ветром только благодаря тому, что они были привязаны. Даже чучела постепенно покрывались снегом.
Мы сидим на бревне, скорчившись, в грубо сколоченной засидке. Бревно распилено пополам и своей плоской частью лежит на двух пластиковых вёдрах. Судя по наклейкам, в вёдрах когда-то был жидкий раствор, на который укладывают кафельную плитку. Это меня завораживает. А что если эта трясина, чуть сапоги с меня не стянувшая, и есть тот самый раствор? А что если всю эту трясину привезли сюда в вёдрах?
Передвигаться по такой трясине – времяпрепровождение ещё то. Но если честно, мы в этот момент не расположены что-либо делать, нам бы не околеть на леденящем ветру, да не сойти с ума, пытаясь найти ответ на один единственный вопрос: что заставляет нас здесь сидеть!? Ведь то, чем мы сейчас занимаемся, охотой не назовёшь: мы не видели ни одной птицы за всё утро. А если по-честному, то мы за всю неделю ни одной птицы не увидели. Сезон – хуже не бывает.
Я с сочувствием, стараясь не быть замеченным, бросаю взгляд на своего напарника. Игорю ещё труднее. Он прижимает к груди новенькую «Беретту», ружьё, о котором давно мечтал, стараясь хоть как-то защитить его от зверств погоды. Но, несмотря на тепло его сердца, красавица выглядит так, будто над ней долгое время жестоко глумились. Никто не скажет, что ружьё первый раз на охоте. Зато моему «Ремингтону» уже ничто не повредит. Служит себе и служит. А вдруг и ему так же холодно? Ой, не дай бог не захочет стрелять, когда птицы налетят! Чего ему отказываться, он не умеет отказываться. И потом, какие птицы? Никаких птиц и в помине нет. Неба тоже нет, и тепла нет. Есть только тучи, ветер, снег. И холод.
В это же время на другом краю земли, на берегу Ладоги, Олег с Вовкой корчатся в шалаше, ломают голову, до боли в глазах всматриваются в пелену тумана. Тоже пытаются найти ответ. Они завидуют нам: думают, у нас есть ответ. А мы уверены, что «Восток» нам поможет.
И как раз в тот момент, когда чёрные челюсти вселенского отчаяния готовы были меня поглотить, я слышу голос Игоря. Он поворачивается ко мне всем телом. Вижу в его глазах сияющий свет, снизошедшего на него откровения. Почти не шевеля посиневшими от холода губами, он говорит: «Я знаю, почему мы это делаем».

Эта тема и раньше затрагивалась. Всего лишь утром мы высказались по этому вопросу. В половине пятого мы уже тряслись в «джипе» и размышляли, почему, ну, почему кому-то хочется так с собой поступать? Вопрос этот задаётся в шутку, он возникает в длинных философских дискуссиях за кружкой пива. Его задают друзья, жёны, совершенно посторонние люди и, как правило, на полном серьёзе. «Почему?» – спрашивают они. А действительно, почему?
В три часа утра, глядя в зеркало, мы задаём себе этот вопрос. Кассир на заправке, пробивая чек за кофе и бублики, с тревогой желает нам удачи. Но в её глазах я читаю вопрос: «Почему?».
Собака поднимает голову со своей мокрой соломенной подстилки и печальными глазами спрашивает: «Почему?» А может, пёс просто хочет бублика? С собаками не всегда всё ясно.
Предлагалось множество возможных ответов. От глубоких и запутанных, до непристойных и оскорбительных. Все спрашивают, а мы только плечами пожимаем, не в силах найти достойный ответ. Но сейчас Игорь им ответит. Он провозгласит истину, которая затмит все издёвки! Его мысль повергнет в отчаяние скептиков и одарит патриотов победоносной логикой!
Я готов принять откровение. Мои окоченевшие душа и разум открыты для просвещения. Холод, пронизывающий ветер, кочки, слякоть и множество других препятствий, которые я преодолел во тьме на пути в этот ветхий храм, подготовили мой внутренний мир к посвящению, к принятию истины. И вот я распростёрся ниц перед огромным бронзовым селезнем. Я – один из немногих, один из верных, один из избранных. Я готов.
Игорь смотрит на меня из-под полей своей промокшей шляпы сумасшедшими глазами ясновидца. Его сжатые зубы стучат, а посиневшие губы произносят: «У нас не хватает одной хромосомы».