Джеймс Меллон II – африканский охотник

Август 2009 / М. Шукис / Великие охотники

Охоту на кенийского, или восточного, бонго Меллон считает наиболее сложной. «Это труднейшая охота, более сложная мне не известна. Западный бонго, на которого охотятся в Камеруне и ЦАР, совершенно другое животное. Считаю охоту на бонго в лесах горы Кения самой трудной, тяжелее не бывает».
И он знал, о чём говорит; его охота длилась 60 дней! Сейчас никто не может охотиться на кенийского бонго, потому что он водится только в Кении, где охота была закрыта в 1977 году. А благодаря безудержному браконьерству это животное находится на грани исчезновения.
На вопрос, почему он считает охоту на кенийского бонго такой трудной, Меллон ответил: «Среда их обитания – очень густой буш, порой непроходимые заросли, где видимость почти равна нулю. У них отсутствует чувство любопытства, присущее большинству животных. Им абсолютно не интересно, что это там такое, или кто ты – при любом незнакомом звуке они просто уходят. Им нет необходимости ловить ваш запах, их психология основана на одиночестве. Бонго не переносят никакого вмешательства со стороны, и если вы поохотились в одном районе пару дней, они просто уходят. Раз – и исчезли, их нет. К примеру, белохвостый олень – приверженец одной территории, вся его жизнь проходит на 2-3 квадратных километрах, где он родился. Бонго просто уходят. Самая большая ошибка, которую может совершить охотник, это продолжать охотиться там, где он их увидел. Через 2-3 дня начинаешь понимать, что следы стареют, а свежие не появляются. Это очень деморализующий вид охоты. Обычно ты весь в грязи, потому что дождь льёт не переставая, стоит туман, и ты постоянно мёрзнешь, а когда приходит время сна, то постель в лучшем случае полусухая. И всё это бьёт по твоему духу, настроение падает. Охоту на восточного бонго никак не назовёшь доставляющей удовольствие. Это не та охота, когда каждый день приносит какие-то радости и положительные впечатления».
А ведь Меллону повезло не только в том, что он охотился на бонго с одним из лучших профессиональных охотников компании Ker & Downey Биллом Райаном, но и в том, что ещё застал Кундуки из племени туркана – легендарного трэкера Райана. Кундуки отличался необыкновенной зоркостью и был несравненным охотником на бонго.
Продолжает Меллон: «Из африканских животных горная ниала давалась мне тоже нелегко, но сама охота доставляла колоссальное удовольствие. Тоже было трудно, и не из-за того, что их мало, напротив, ты видишь их почти ежедневно, просто очень редко попадаются животные, достойные выстрела. Одна из моих охот длилась 52 дня, я взял двух самцов, которые не были какими-то исключительными трофеями. У обоих длина рогов чуть-чуть превышала 30 дюймов. За всё это время я видел только одного действительно хорошего самца горной ниалы. Но зато это реально очень красивая охота, особенно, если она проходит в горах, а не в низинных лесах, где поведение ниалы вполне сравнимо с поведением бонго.
Абиссинский айбекс – тоже нелёгкий трофей. Горный рельеф, не поддающийся описанию, и после выстрела животные часто срываются в пропасть.
Полагаю, что охота на барана Марко Поло – одна из самых захватывающих, потрясающих и невероятных. Пейзаж и сами животные невероятно величественны. Трофей вряд ли сравним по производимому впечатлению с каким-либо иным животным. И в тех горах выстрел очень сложен: расстояния велики, и ветры абсолютно не предсказуемы.
А в июне 1964 я уехал а Африку, даже не остался на церемонию вручения диплома, сказал, чтобы по почте выслали. Жил там до 1970 г. Пару раз приезжал в Штаты на неделю, но Найроби был моим домом в течение шести лет.
В 1970 и 1971 гг. я провёл несколько месяцев на родине и занимался исключительно охотой, больше ничем, только охотой. Мне удалось добыть много североамериканских животных. Но американская часть моей коллекции всегда оставалась слабым звеном. Я так и не добыл овцебыка, моржа, оленя Кауза и голубого медведя (разновидность чёрного американского медведя).
Примерно в то же время мне довелось принять участие в некоторых инициативах по сохранению отдельных видов животных, далеко не все находили отклик официальных источников. Деньги часто производили лучший эффект. Я оплатил большую часть проекта по перемещению хартебиста Хантера из восточной Кении, где скотоводство наводнило почти весь их район обитания, в парк Цаво, там до сих пор существует около сотни этих уникальных антилоп.
В период моей активной охоты, мне редко удавалось принимать участие в других проектах, так как моё расписание было чрезвычайно насыщенным: одна охота следовала за другой. А сохранение природы – работа постоянная. Я отделывался тем, что оказывал финансовую поддержку. Как раз в то время я и стал пожизненным членом Кенийского общества охраны природы.

Неожиданное признание

Однажды один из знакомых охотников принялся убеждать меня, что якобы я могу получить приз от фонда Weatherby. В то время даже толком и не знал, что это такое, я, конечно, был знаком с их винтовками, но не более. Тогда мне было не до того: предстояла охота на горную ниалу в Эфиопии. Но товарищ, Дэн Мэддокс, продолжал настаивать. И наконец в 1968 году я принял его приглашение на обед, который устраивала компания Weatherby. На тот момент я как раз находился в Америке, и это меня устраивало. Я прилетел в Скотсдэйл, штат Аризона. И всего за один вечер познакомился с таким количеством интереснейших людей, больше чем за всю свою жизнь. Там были старейшины спортивной охоты: Херб Кляйн, Уоррен Пэйдж, Джек О’Коннор, Элджин Гейтс и другие. Со многими из них я поддерживал связь до конца их жизни. Оказалось, им было интересно узнать, чем занимался я, а мне было любопытно, чего достигли они. Охотники все такие, лучше других умеют обмениваться информацией.
Меня как-то спросили, кто из моих знакомых охотников произвёл на меня наибольшее впечатление. Самый лучший охотник, с кем довелось общаться и наблюдать его в действии, был африканц из Габона, он мог подманить практически любое животное. Я думал, это магия. Не знаю, как ему удавалось, но это было невероятно. Он мог подозвать обезьян прямо к твоим ногам. Шимпанзе, гориллы, бушбоки и все разновидности дайкеров шли к нему, будто загипнотизированные взглядом удава. Мне не приходилось встречать никого с подобным талантом. У него и ружья-то никогда не было, а охотился он в основном с луком, стрелами и капканами. Он был моим проводником. Я даже говорить с ним не мог, настолько он мне казался выше как охотник. Он начинал звать, и животные вдруг просто появлялись. Больше я никогда ничего подобного не видел. Колдовство какое-то. Этот мужик словно вышел из рассказа Киплинга.
А примерно в 1976 я прекратил охотиться на международном уровне. Потерял интерес к большой охоте, мне вдруг всё надоело. Вы себе представить не можете, с какой интенсивностью я охотился. Говорят, есть люди, которые охотятся всю жизнь, но если сложить эти охоты, вряд ли кто сможет приблизиться к тому, чем занимался я. Мои охоты следовали одна за другой, без перерыва. Я ничего другого не делал, только охотился, постоянно. И в конце концов достиг точки насыщения.
К тому же я принадлежу к людям, считающим, что жизнь, подобно книге, состоит из глав. Моей первой главой была охота. Потом я стал писателем. Написал книгу об истории рабства. В другой книге рассказал об истории фотографии и о нескольких старых фотографиях Линкольна. Это была вторая глава. Затем я женился. Сейчас у меня трое детей, которые ещё очень молоды. Мне скоро 70, а моя младшенькая на 50 лет моложе меня. И это моя следующая глава.
Но я по-прежнему охочусь на серых белок. Не перестаю восхищаться этими животными. Когда наступает сентябрь, иду в лес. Охота на белок – великое удовольствие. Охочусь на них только с «мелкашкой». Дробовик на этой охоте для меня абсолютно неприемлем, варварство какое-то. «Мелкашка» с оптикой – единственно верный инструмент настоящего стрелка. Вот уже 40 лет пользуюсь винтовкой Winchester M52 под .22 LR и люблю эту малышку.
Во времена моих больших охот я почти всех своих животных добыл с .300-ым «Винчестером». Что касается больших калибров, то первого льва я взял с винтовкой Winchester M88 под .358 Winchester. Своего первого носорога – с двуствольным штуцером под .470 NE. Для всех других больших животных использовал болтовик под .458 Winchester.
Большинство моих охотничьих трофеев находится в музее Природы в городе Рок Хилл, Южная Каролина. Кое-что, конечно, и себе оставил. Но моя главная коллекция – это книга рассказов и альбом с фотографиями».
На вопрос, что считает наибольшей угрозой охоте в ближайшее время, Меллон ответил: «Люди. Их становится слишком много. Это главная угроза. Однако в последнее время наметились перемены в процессе роста населения. В Европе, например, прирост населения значительно снизился, так что европейская охота ещё будет существовать. В Северной Америке тоже вроде бы бума не предвидится. Что касается третьего мира… В Кении, когда я туда приехал в 1960, не было и 6-ти миллионов. Сегодня они даже не знают приблизительно, но, скорее всего, более 40 миллионов. На территории заповедника Кикуйю люди собирают урожай даже с крыш своих домов. В Эфиопии население приближается к 80 миллионам!
Но есть труднодоступные места, которые сложно будет полностью превратить в пустыню или огород. В Конго, например, огромные непроходимые джунгли, и лес там растёт быстрее, чем его вырубают. Охота будет существовать в некоторых диких краях, но она станет только тенью того, что мы испытали в наше время.
Полагаю, охота всё больше и больше будет смещаться в сторону частных земель. И это, естественно, не столь волнующе, как охота на открытых, свободных пространствах, где нет заборов. Это уже идёт полным ходом в Южной Африке, хотя им следует отдать должное за огромный вклад в дело сохранения дикой природы и многих животных. Охота всё больше становится спортом, доступным только людям с высоким достатком.
Я склонен поддержать тех, кто считает, что североамериканская система, где люди с разным достатком могут охотиться на публичных землях, оплачивая лишь стоимость лицензии, окажется в итоге наиболее живучей. И именно благодаря тому, что в процесс охоты вовлечены представители разных слоёв населения. Также убеждён, что наш спорт будет существовать только в том случае, если им займутся простые люди, причём будут вовлечены в это дело политически. Иначе антиохотники нас просто задушат. Ведь всё в конце концов, сводится к количеству голосов. Должны быть люди, готовые написать своему конгрессмену или готовые подать голос в защиту права на владение оружием и на право охотиться. Национальная Стрелковая Ассоциация (NRA) многое делает в данном направлении, это очень важно. А то произойдёт, как в Европе, где практически вся охота находится в частных руках и доступна лишь очень состоятельным. Американцам в этом отношении сильно повезло, охотничьи традиции в Америке сильны благодаря массовости охоты. В европейских странах охота всегда была, но остаётся спортом для привилегированных».

В предисловии к «Американскому охотнику II» Джеймс Меллон вспомнил свою встречу с легендарным «белым» охотником Филиппом Персивалем, который в дни своей необузданной юности запросто мог верхом преследовать львов в компании со своим клиентом Теодором Рузвельтом. Меллон тогда жил в Кении и по окончании разговора признался, как он завидует Персивалю и его другу Тедди, что им удалось застать то время, когда Африка была дикой и неиспорченной. Старый охотник ответил: «А мы вовсе не считали Африку неиспорченной, мы завидовали Ливингстону и Стэнли за их Африку».
Несомненно, Чёрный континент продолжает трансформироваться, и порой гораздо быстрее, чем другие районы мира. Меллон предлагает извлечь положительное из слов Персиваля: «Те, кто последует на сафари в будущем, позавидуют нам за те добрые старые времена, которыми мы наслаждаемся в наше время, и за то, что время для поездки на охоту в Африку всегда – сейчас».
Именно потому, что никакой другой континент не предлагает охотнику такое разнообразие, она остаётся Меккой большой охоты.