Роковые два рубля, или Первая дуэль

Июль 2009 / Д. Дурасов / Как это было

Весна 1637 года выдалась отменно солнечной. Люди оттаивали после бесконечной зимы с её лютыми морозами, снегами и метелями, что по крыши заносили дымные курные избы. За зиму все немного одичали, попробуй, посиди при лучине с октября по апрель, зарывшись, как в сугроб, в овчину или лисье одеяло. Тёплая, хмельная весна ударила в голову крепче медовухи. Видать, от этого и произошло на Москве невиданное досель непотребство.

На Бронной слободе, в переулке, носившем в старину несколько жутковатое название Старые Палачи (сегодня Палашевский переулок), где компактно располагался ограниченный контингент иностранных наёмников, случился неистовый крик. Подняла визг молодая дебелая баба, верная супруга стрелецкого десятника Томилы Сенника. Баба сеяла горох, ядрёную репу и горькую редьку в густо унавоженные парные гряды и сквозь немалую дыру в заборе первой углядела преступление.
В соседней избе, где жили нехристи и еретики, иностранные немцы, вдруг раздался визг, похожая на грубый пёсий взлай ругань и грохот выбиваемой двери. На расписное крыльцо вывалился знакомый немецкий рейтар, сержант иноземного полка Пётр Фальк и, пересчитав лбом ступени, вскочил на ноги. За ним, непотребно ругаясь и грозя кулаком, выбежал второй знакомец красавец сержант Григорий Томас Грельс. Мужчины выхватили огромные страшные шпаги, встали напротив друг друга в позитуру и принялись тыкать шпагами во все стороны, да так, что синие искры снопом летели.
«Караул! Грабят!!!» – заполошно вскричала баба, но мужчины продолжали, ярясь и подпрыгивая, «шурмовать» (фехтовать), не обращая внимания на испуганную, статную и пригожую соседку. Внезапно Григорий Грельс сделал особо удачный выпад и насквозь проткнул Петру Фальку руку. Голая, обнажённая шпага, как вертел из порося, вышла из могучего плеча Фалька. Кровь брызнула в горячую московскую пыль. Пётр пошатнулся, сказал: «У-у-у-у ШАЙЗЕ!!!» – и бросил в лицо Грельса свою широкополую шляпу с пучком нарядных чёрных петушиных перьев. Григорий отпрянул. В это время Фальк сделал коварный выпад и с хрустом вогнал свою, с витым перекрестьем и глубокой резной чашкой эфеса злодейскую шпагу прямо в горло несчастному Грельсу.
Красавец-сержант, как подрубленный клён, упал в молодую крапиву.
«Зарезал! До смерти зарезал, ирод!!!» – отчаянно вскричала баба и бросилась на улицу созывать народ.
Праздный, гулявый московский люд и без того давно с явным, нескрываемым любопытством наблюдал происшествие.
Убийство в те лихие времена было делом скорее привычным, но явно не такое. Обычно, злые ночные тати били добрых прохожих людей гирькой на цепке по затылку, резали засапожным ножом, шибали в лоб нестерпимым пудовым кулаком. Изредка стреляли из фитильной пищали или колёсной пистоли. Молодые ребята дрались в дубовых рощах на дубинах-ослопах, но это так, больше из удальства, от избытка сил, до смерти не доходило. В мирное спокойное время, в ясный весенний божий день, прилюдно резать и тыкать острым боевым оружием друг в дружку, было в диковинку. Московиты такого зрелища ещё не видывали.
На всякий случай послали гонца в Иноземный приказ, что ведал службой и судом всех иностранных наёмников. Примчался на взмыленной лошади приказный пристав и велел вязать немца Петра Фалька, который, впрочем, печально стоял над трупом и даже не пытался бежать с места преступления. Убитого Грельса положили на телегу и тронулись вдаль, провожаемые толпой зевак, в приказ, к самому Начальнику, светлому князю Ивану Борисовичу Черкасскому.
Перво-наперво, светлый князь велел учёному дьяку снять у свидетелей убийства «расспросные речи». Затем с помощью толмача-переводчика зафиксировал на бумаге показания самого виновного. К досаде начальника приказа дело выходило зело сбивчивым, явно сложным и доселе невиданным. Сержант Пётр Фальк утверждал, что не убивал злодейским образом своего земляка, сослуживца и бывшего друга Григория Томаса Грельса, а благородно дрался с ним на «дуэли». Начальник пришёл в недоумение – такого понятия как «дуэль» в русском уголовном праве просто не существовало. Конечно, и раньше случались поединки из-за обиды между дворянами и даже бои с применением оружия, но до убийства редко доходило. Главным было то, что бились противники в присутствии княжеского пристава, честных выборных горожан и священника из ближней к ристалищу церкви. Поединок считался Божьим Судом. Поверженный в бою всегда назначался виноватым и выплачивал в царскую казну особую пеню. Ежели поверженный невзначай помирал, то пеню выплачивали его ближайшие родственники. Выходило честно, благообразно, внятно.
В случае с убийством сержанта Грельса явно проглядывала досадная загогулина. Почему поединок состоялся без пригляда и дозволения? Отчего бились на казённых шпагах? Зачем смущали криком обывателей? За что дрались до смерти? Кто являлся зачинщиком убийства? Почему сержант Грельс шурмовал (фехтовал) не приватно, а находясь на царской службе? Как он, хоть и нездешний лютеранин, вообще смел помереть без христианского покаяния? Все эти вопросы требовали немедленных правдивых ответов.
Сержанта Петра Фалька раздели, сорвали шляпу с перьями, шёлковую сорочку, бархатные штаны, шитую золотом перевязь, накинули на голое тело рваный грязный мешок и вздёрнули на дыбу.
Висеть в застенке на дыбе в те времена было делом обычным. Следовало очень быстро отвечать на вопросы, что Фальк, неистово вопя и рыдая, сделал. Всё, может быть, и кончилось для него не так плохо: всё-таки иностранец, законов наших, русских не ведает. Прогнали бы со службы назад в неметчину, забыли напрочь, и дело с концом, но…
Происшествием заинтересовался сам царь Михаил Фёдорович. Это был первый царь из династии бояр Романовых. Царь был молод, богобоязнен, чадолюбив, добр, задумчив и тих. Во всём слушался своего отца земного и небесного патриарха Филарета.
Велено было везти допросные листы в Кремль и подробно «читать» царю.
Царь ничего не понял. Выходило нелепо и глупо. Немцы, оказывается, добровольно лишали друг друга бесценного дара жизни и навеки низвергались прямо в ад кромешный, всего лишь из-за какой-то дряни – пустого неосторожного слова, греховной гордыни, самолюбия, высокомерия и прочей бесовской гадости. Следовало ещё раз всё обстоятельно проверить.
Несчастного Петра Фалька опять подвесили на дыбу. Первым делом спросили с пристрастием: «А не пьяны ли вы были?» Проще всего было объявить царю, что, дескать, подрались глупые немцы спьяну. Лыка не вязали, с того и тыкались дураки, до смерти на шпагах.
Однако Фальк эту хорошую, правдивую версию отрицал и продолжал кричать, что дрались они с сержантом Грельсом на дуэли, как все честные, благородные дворяне в Европе давно делают. Что ничего, кроме ржаного кислого кваса, не пили и дрались по правилам. Что он готов искупить вину перед русским царём и берётся служить год без всякого жалования и продуктового довольствия. Готов отдать жизнь за царя и даже никогда более не шурмовать на дуэлях. Он, дескать, полностью раскаялся в своём негодном проступке.
Может, и простил бы его Государь, но…
На порог Иноземного приказа внезапно явилась заплаканная баба, супруга стрелецкого десятника Томилы Сенника и сказала ябеду на Фалька. Ценное сведение, что принесла баба, содержало в себе весьма серьёзную неопровержимую улику. Оказывается, баба видела и слышала, как этот самый обвиняемый Пётр Фальк взял взаймы у тогда ещё живого Григория Грельса два рубля(!), а вот отдал или нет, этого она знать не знает, ведать не ведает.
ДВА РУБЛЯ! В те скромные времена была сумма огромная. На два рубля избу можно было срубить или стадо свиней купить, али жеребца арабского, чистокровного из кызылбашских степей. И за меньшее людей убивали. Бедолагу Фалька опять подвесили и выпытали правду.
Оказывается, сержант Фальк, действительно взял в долг у Григория Грельса два рубля, а отдать вовремя забыл. Притомился на службе и забыл напрочь. Грельс стал грубо требовать, навязчиво настаивать, ругаться в нестерпимых для дворянской чести выражениях. Вспыхнула ссора, и Грельс вызвал Фалька на дуэль. Чем кончилось, всем известно. Так царю и рассказали.
Государь повелел посадить Фалька в острог, а дело предать справедливому суду. Убийство из корысти наказывалось строго. Хорошо если просто повесят или голову отрубят, бывало, за такие дела и на кол сажали.
Несчастный должник и «невольник чести» просидел в тюрьме с 1637 по 1642 год и скончался, так и не дождавшись полного судебного разбирательства по своему делу.
Так закончилась правдивая история самой первой дуэли по европейскому образцу на ещё далёкой от западных веяний русской земле.